— Уже первое ноября, епт, — сказал мужик, сидевший справа от меня.

Он заказал себе еще один стакан рома и отпустил очередную тупую шутку. Шутки тупее рассказывал только мой университетский староста. Но тот был Великий Человек, не из нашей галактики, не из нашего времени: прямой, как трусы, сгусток социализма и пролетарской ненависти. А этот? Стоит признать, в одном он был прав — на дворе действительно было первое ноября.

Я неторопливо пил сухое красное вино. Слишком кислый день, слишком кислые желания. Недостаток красного цвета. Бог мне судья.

Посмотрел на часы, начало одиннадцатого. Еще есть целый час до закрытия — можно безнаказанно сидеть, пялить в барную стойку и изредка улыбаться. Не помню конкретно, о чем я думал. Наверное, о том, что сегодня пятница. О том, что я сижу черт знает где, о красном сухом вине, которое было весьма кстати, о людях вокруг, о рыжеволосой женщине, стрельнувшей глазами, когда я снимал куртку. За спиной слышались отголоски бесед: «Я вот была в Таиланде...», «Приглашаю вас всех к себе на дачу...», «Ты ваааще не прав...». До чего мерзко. Я сидел, ждал заказанный стейк. Мясо с кровью приводит в чувства. Хотя, конечно, вру, никуда оно не приводит. Ничто никуда не приводит, все иллюзия. Заказал еще вина, бармен понимающе кивнул.

Буквально вчера Она спросила меня: «Ты боишься одиночества?». «Нет!» — ответил я. Не соврал. Я его не боюсь, просто иногда оно бывает противным и скучным. Случается, что сидишь себе тихо, а в твою дверь стучит незнакомая женщина. Открываешь, она говорит: «Здравствуйте! Меня зовут Тоска». Приглашаешь в дом. Затем приходится поить ее чаем, вести беседы, обсуждать планы на будущее и планировать совместные развлечения. И это все с малознакомой особой. Зачем? Какие мотивы?

Принесли стейк. Разделал его, поел. Нормально. Первый прием пищи за день, настроение приходит в норму. В помещении гул. Ты растворяешься во всем этом, наблюдаешь за происходящим. Не осуждаешь никого, даже себя. Осуждение — удел дураков, а ты взрослый. Тебе скоро двадцать три. Нужно держать марку, смотреть вперед, верить в будущее. Какое будущее — пока не ясно, в одном ты уверен — нужно. За спиной сдвигают столы, что-то кричат и доказывают. Ловлю едва заметную грусть от того, что Она больше не позвонит, не напишет. Точнее, Они. Та, которую любил, и та, к которой остыл.

Народ веселится. Утоляет свои естественные потребности в алкоголе, мыслях о потенциальном сексе и чревоугодии. Наряжается в карнавальные костюмы, от которых тянет блевать. Сегодня в моем отечестве Хеллоуин. Светлый праздник. Не столь важно, что по городу ходят стаи ебанутых людей, раскрашенных донельзя и одетых в не пойми что. Это я говорю не от злости. От зависти. У меня нет костюма, но есть красное вино в стакане. Ваше здоровье.

Доедаю стейк, заказываю еще вина, пытаюсь слиться с обстановкой, получается слабо. Пятница, один. Бармен спорит, а точнее доказывает одному пьяному чудаку, что после 23:00 уже ничего не продают и заведение закрыто, но ты попробуй объяснить что-то пьяному чудаку. Даже трезвому. Понимаю, что заскучал, прошу налить мне бутылку пива с собой. Расплачиваюсь и ухожу.

Свежий воздух. Хорошо, прохладно. Иду в соседнее заведение. Кругом дым, душно, сухие листья разбросаны по полу — непонятно зачем. Наверное, по случаю Хеллоуина. Заказываю двойной американо (только, пожалуйста, чтобы обязательно пах совком, как в одной прекрасной плаксивой песне!), сажусь за стол, наблюдаю. Приходят разные люди. Все говорят о работе. По-разному. О том, кто и где служит, о том, что кого-то красиво обманули (читай – наебали!) или, например, о том, как можно провернуть хорошую комбинацию, чтобы срубить бабла. В пятницу вечером люди говорят о работе. Я им завидую, они счастливцы, они горят своим делом. Я же хочу забыть, чем я занимаюсь. Потому что сегодня пятница, вечер. В пакете литровая бутылка пива, в бокале двойной американо, а я почти расплывшаяся куча экзистенциального говна с обветренными губами.

Красной нитью во всем этом пятничном сыр-боре проходят задушевные беседы между людьми, когда все, как конченные, пялятся в экраны своих мобильных телефонов и обновляют страницы в социальных сетях. Я сижу и занимаюсь тем же. Все потому, что ВДРУГ кто-то напишет. Напишет что-то важное, то, чего ты ждал всю жизнь. К примеру, Женщина Мечты, отбросив все социальные условности и напускную важность, возжелает прямолинейности: «Дорогой мой! Я вижу, как ты глотаешь этот горький невкусный кофе, а я тебя всю жизнь искала и вот наконец-то решила написать! Давай будем вместе! Давай никогда не расставаться!». Но нет. Никто так никогда не напишет, потому, во-первых, тебе никто ничего не должен, а во-вторых, подними свою задницу и сам сделай шаг навстречу. А ты все сидишь. Мягкое кресло, удобное? Лень – прекрасное неувядающее оправдание бездействия, как и прочие. Еще, например, слышал от пары знакомых, что красавчикам жить проще, многие вещи достаются сами по себе, без каких либо усилий. Хорошая теория. Верится слабо.

Я пью кофе дальше, стараюсь отвлечься. Перекидываюсь сообщениями в социальной сети, без особой смысловой нагрузки. Но Она, конечно, не напишет. Точнее, Они. Я и сам не напишу. Это не нужно. Пускать слезки жалости к себе гораздо интереснее. Правда, ребята? Как насчет любви? С ней проще. К одной я остыл, во вторую влюблен. Или думаю, что влюблен. Только они смогут понять меня в этот непогожий пятничный вечерок, но опять же, кого я хочу обмануть?

Люди приходят, уходят, кальянщики бегают туда-сюда. Полноценная жизнь, только в миниатюре. Напротив сидят девицы, наряженные. Разглядеть могу только одну. Не откажу себе в удовольствии. Актриса. В жестах, движениях, мимике. Ярко-красные губы, короткое платье, голые плечи. Было бы лет четырнадцать — влюбился не глядя. Сейчас таким кордебалетом уже вряд ли можно себя развлечь, слишком просто и слишком знакомо.

Залезаю в инстаграм. Там опять пишут о всякой херне, ради всякой херни. Прикрепляют картинки. Сижу, листаю, получаю эстетический заряд. Девицы напротив, тем временем, пошли курить. Короткие платья, темные чулки. Мой фетиш, но что-то как-то все не то. Совсем нюх потерял. Капрон не плавится, не растет кокос.

Кружка пуста наполовину. Думаю, чем себя занять. Отправляю рассылку живущим неподалеку друзьям и подругам: «Я где-то в районе «Атрона», у меня есть выпить». Один, самый честный, перезванивает и говорит, что приболел и завтра рано вставать. Спасибо, что перезвонил. Ценю. Выздоравливай, выпьем в другой раз. Женщины не перезванивают, конечно. Слишком просто. В инстаграме, меж тем, одна странная барышня пишет что-то до крайности непонятное (всегда любил загадки!), да так задорно, что я набираю смс: «Ты где, давай встретимся?» Не отвечает. Я знаю, она играет. Она в свои тридцать c лишним лет продолжает играть. Особенно с такими малолетками, как я. Отправляю три смс с разницей в пять минут. Мысленно сжигаю ее на костре. Пусть сгорит со всеми своими игрищами, ведь еще порой упрекала: «Ты не умеешь целоваться, я тебя научу». Научила? Если бы.

Продолжаю скоропалительно закисать, руки некуда деть: то за голову положу, то локти на стол, то просто кружку возьму, в руках подержу. Она все не пишет. Точнее, Они.

Ту, в которую влюблен, мысленно сжигаю на том же костре. Представляю, как ее голое изящное тело висит на столбе, вокруг пламя, костер разгорается все сильнее, темные волосы разметались ветром, лицо смотрит вниз, наилучший ракурс, а я стою и смотрю на все это действо, находя в происходящем что-то непередаваемо прекрасное, почти поэтическое. Тонкие ранимые натуры психически неуравновешенных людей, хренов пироман. Но больше всего хотелось, чтобы позвонила Та, К Которой Остыл, потому что, помимо всех любовных неурядиц, до истерики нелепых, о которых можно не писать, она может понять мою мелкую пьяную душонку. А, может, мне это только кажется.

Допиваю кофе, выхожу на свежий воздух. Иду в круглосуточный магазин, купить что-то к пиву и просто поесть. Народ в супермаркетах по ночам, как правило, окукленный. Как я. Что-то ищут, покупают нежирные йогурты, полезные для здоровья, а сами по выходным лакают винище, чтобы снять недельный стресс. Еще презервативы и «что-нибудь к чаю». Делаю так же. Ибо DON'T TRY, как написано на могиле одного хорошего человека. Думаю о всяком, пока продавец заворачивает мне две куриные котлеты в целлофановый пакет.

— Что-то сегодня поздно, — говорит она.

— Не, не поздно, есть захотелось — отвечаю я, улыбаясь, и отхожу как можно быстрее.

Кладу в корзинку еще какие-то мидии, иду на кассу. Расплачиваюсь, вызываю такси. С таксистом разговариваем на тему управления отечеством, как все вокруг «просто пиздец» и как «всем на все насрать». Ничего под Луной не меняется, разговоры с таксистами тоже. Однажды один меня спросил, мол, зачем в офшоры переводить государственные деньги? Я растерялся, не знал, что ответить. Я не перевожу. В офшоры, блять, государственные деньги. Этот был проще: слово «блять» в своей речи он вставлял между вторым и третьим предложениями, а не между первым и вторым словом, как это делают остальные. Культурный попался. Говорил о том, что строительство загнивает, дома строить не умеют, да вообще ничего у нас не умеют, мол, на таком пепелище не вырастет трава, поэтому давай, дружище, лучше жрать водку и сидеть в мягком кресле на жопе ровно. Не ново. Приехали. Водки у меня нет, таксист приуныл – хотелось закончить смену пораньше и найти собутыльника. Отдаю деньги, иду домой.

Дома пью пиво, слушаю скачанные утром стихи из аудиокниги. Никто не звонит. Никто не пишет. Ну и к черту. От одиночества не страдаю. Возникает мысль написать Ей. Точнее, Им. Той, к которой остыл. И той, в которую влюблен. Или думаю, что влюблен. Последней хочется написать: «Перезвони мне, как сможешь». Если в каком-то ином метафизическом пространстве она вдруг перезванивает в два часа ночи, я рассказываю ей о том, как сгорает ее голое изящное тело на костре, а я стою и наблюдаю за всей этой красотой, описывая происходящее в красках, как можно ярче. После такого долгого неутомимого монолога она, конечно, бросает трубку, говоря, что я все-таки полный дурак. Потом возвращается в спальню и прижимается к груди своего парня. Как обычно.

Другой же хочется написать: «Мне ужасно плохо, приезжай, помоги мне». И если она приезжает, в каком-то, опять же, метафизическом пространстве, я рассказываю ей о том, как бренен мир, о том, как я херею c поведения окружающих: с нее, с себя, с планов на будущее и планов на настоящее. Тону в жалости к себе, а она слушает, вникает и тоже не понимает, как мы все до такого дошли. Я бы налил ликер, построил беседу, как надо. Но такому не бывать. Кажется, что здесь и сейчас лучше всего меня поняла бы именно она. Слишком добрые и грустные у нее глаза. Те, которым предстоит еще многое повидать и зачерстветь. Может, мне и это только кажется.

Лежу на полу кухни. Пиво заканчивается. Стих про бабочку, которой обломали крылья закольцован по кругу, на тринадцатом разе я почти что рыдаю от того, насколько остро все это чувствую. Хочу сменить пластинку, включить что-то другое, но айпод сломался — не реагирует на прикосновения. Черт бы его побрал! Отшвыриваю в сторону, делаю сгоряча большой глоток. Рваные мысли сильным эхом проносятся в голове. Веселись в молодости своей, не думай обо мне. Кто я такой, чтобы думать обо мне? Обычный, коих сотни. Один мой друг, всегда говорил, что цель бытия проста — отложить личинку и создать ячейку. Будь счастлива в моменте и не думай ни о чем на свете.

Допиваю пиво. Иду в гостиную. Стою на балконе, укутавшись в халат. Первое ноября. Уже не август. Уже не закат. Мне никто ничего не должен, я никому ничего не должен. Мысли об этом не убивают, нет. Пьян до безмятежной ненависти ко всему сущему. Неважно. Желать много — пустое дело. Что-то пишу кому-то в социальной сети, слушаю очередное стихотворение из сборника. И, конечно же, в сотый раз то, где бабочке помяли крылья.

Телефон не звонит. Слава Богу.
Спокойной ночи.